|
Ветер
перемен.
Вязкая тьма окутала город.
Последние огни окон быстро
потухали под навязчивым
давлением тишины и ночного ветра.
Окрашенный лунным светом воздух
под самым небосводом был полон
людскими фантазиями и снами –
всем тем, что скрывают натянутые
на лица улыбчивые маски днем. Но
в эту ночь луна была полной, и
ветер перемен снова ожил,
тревожа души людей даже во сне.
Ветер перемен был порождением
накопившихся в небе снов. Он
вырывался из этой кишащей массы
и скользил из окна в окно темных
тихих домов. Он бродил в волосах
и сердцах людей, тревожа те
воспоминания, которые лучше бы
забыть, и те мысли, о которых
лучше бы не думать. Но на
следующее утро люди просыпались,
смутно припоминая о чем-то
волновавшем их ночью, а вскоре и
совсем забывали, даже не
подозревая, что ветер перемен
снова вернется
через месяц с очередной полной
луной. Ветер был очень ласков и
осторожен с людьми, он тихо
нашептывал им что-то, обнимал за
плечи, гладил по лицу так, чтобы
не разбудить для бессонной ночи.
Ветер не хотел людям зла. Но
этой ночью он дал осечку, залетая
в сияющее темнотой отверстие
форточки одного из сереньких
пятиэтажных домов на окраине
города. Привычно всем своим
неосязаемым телом зарылся он в
рыжие волосы спящей девушки. Она
выгнула во сне по-кошачьи спину и
раскинула руки, чувствуя
прикосновение ветра. Тот
попытался, как обычно, добраться
до души девушки, но как только
прикоснулся к ее груди,
почувствовал, что душа ее кипит
сомненьями и страстями так же,
как небо в вышине кипит людскими
снами. Ветер перемен отшатнулся
и случайно задел ее лицо, дохнув
в ноздри ослепительной ночной
свежестью отчаяния. Она
проснулась, но не до конца, а все
еще блуждая на перекрестках
между реальностью и
подсознанием. Ветер спугнуло
пробуждение девушки и он, как
маленький зверек, удрал в окно,
не разбирая дороги.
А она осталась
лежать в темноте, не смея
пошевелиться. Она просто
чувствовала, что грудь ее
разрывается на тысячу маленьких
кусочков изнутри. Перед ее
глазами, слепыми во тьме,
неожиданно появился фантом лица.
Узкого, длинного лица с тонкими
губами, одна из которых, верхняя,
чуть-чуть неровная, с хищным
носом, четко выделенными скулами,
ежиком русых волос на голове,
разбитым двумя залысинами, со
сходящимися на переносице
бровями и большими
миндалевидными кошачьими
голубыми глазами. «Чертовски
голубыми…», - подумала девушка
вглядываясь в это до боли
знакомое лицо. Лицо улыбнулось и
растворилось где-то под потолком
комнаты, который этой ночью стал
казаться удивительно высоким. На
смену голубым глазам появилось
море, оно предательски шумело, не
давая девушке спать. Она стала
смотреть на море, замечая как
одна волна накрывает другую. И за
секунду до того, как она поняла,
что это было вовсе не море, а
океан, она уже летела над
беснующимися водами фантома
своего сознания. За спиной своей
девушка чувствовала огромные,
сильные крылья, которые так
смутно ощущала в реальности, в
самые сложные моменты своей
жизни.
Но вот океан далеко
внизу исчез, сменившись
многочисленными огнями большого
города. Она кружилась над этими
огнями, ощущая томящую радость
оттого, что может летать, и дикую
тревогу, которая зрела в ее груди
уже почти полгода и, готовая
лопнуть как мыльный пузырь,
выплескивая наружу все свое
содержимое, мешала девушке
дышать.
Призрачный город не
растворился под ней, подобно
океану, а стал приближаться к
девушке с опасной быстротой. Она
отчаянно махала своими крыльями,
стараясь не задеть за края
многоэтажек белоснежным
опереньем. Напрасно. Ведь и сами
дома, и видневшаяся внизу
ослепительно зеленая лужайка, на
которой вальяжно вытянулись
дворовые собаки, и освещающий
узкие улочки новый рассвет были
всего лишь порождением
затронутого ветром перемен
подсознания девушки. Она
закрывала глаза и жадно ловила
ртом свежий весенний ветер,
гонящий впереди себя стаю
пушинок тополей. И лишь когда
веки ее невольно поднялись от
брызжущего в них света, она
увидела, что город вокруг был не
такой как все остальные города.
На улочках не было людей, а
каждое окно было заколочено
наглухо деревянными досками. И
ей почему-то подумалось, что если
коснуться этих досок
белоснежными крыльями, то боль
от многочисленных заноз пройдет
не скоро. К тому же сам воздух
этого города ближе к земле был
пропитан тем самым
чувством тревоги, что жило в
груди девушки мыльным пузырем.
Она аккуратно ступила босыми
ногами на булыжную мостовую и
только тогда, отряхнув крылья от
тополиного пуха, поняла, что была
абсолютно обнаженной. Но
собственная нагота не смущала ее
хотя бы потому, что девушку не
покидало постоянное чувство
одиночества в этом городе. Ей
казалось, что на эти булыжники
мостовой, кем бы ни были они
выложены, еще не ступала нога
человека.
И тогда она побежала,
не оглядываясь, охваченная ничем
не объяснимым страхом и чувствуя
мучительную тянущую боль в груди.
Боль пронзала все ее тело и
выходила из спины в том самом
месте, где крылья прирастали к
лопаткам. Девушка бежала, и перед
ее глазами проносились квадраты
заколоченных окон и слезящиеся
тоскливые глаза
немногочисленных собак. И когда
ей уже начало казаться, что бег
ее никогда не прекратиться,
впереди выросла стена
маленького домишки. Тупик
встретил девушку подобно
одиночеству, от которого некуда
бежать, когда его сто лет. У дома
в конце тупика был всего лишь
один этаж, но на фоне остальных
зданий, но выглядел вполне уютно
и гостеприимно. Стена дома была
покрашена в грязно-розовый цвет,
а кусты полыни в палисаднике
выросли до такой высоты, что
стали напоминать небольшой
лесок. Грубо сколоченная
деревянная лесенка вела
прямо в единственное окно домика
с синими рамами. Но одинокость
этого окна вполне окупалась тем,
что только оно, пожалуй, и не было
заколочено во всем фантоме
города.
Поняв, что выхода из
закоулка нет, девушка, не замечая
боли от прикосновенья босых
ступней к камням, бросилась к
окну, которое оказалось прямым
доказательством того, что даже в
этих мрачных улицах бывают
исключения из правил жестокости
и отчуждения. Она перепрыгнула
через покосившуюся изгородь,
легко подняв свое тело в воздух
мощными мышцами крыльев, и
заглянула за синие рамы. Тонкими
длинными пальцами она убрала с
лица свои растрепанные рыжие
волосы и долго щурила глаза,
пытаясь привыкнуть к слепящему,
необыкновенно яркому свету,
который струился из окна. А когда
девушка привыкла к освещению,
она увидела, что в доме нет ни
стен, ни потолка, ни пола. Повсюду
плескался бесконечный океан под
открытым голубым небом. Тот
самый океан, над которым она
летела в начале своего пути. Но
на этот раз посреди водного
пространства возвышался
скалистый островок, высокий и
плоский. А
на его краю росло дерево.
Выгнутое суровыми северными
ветрами, дерево посреди весны
роняло листья в океан, судорожно
цепляясь узловатыми корнями за
скалу. Дерево не хотело
причинять страдания скале, оно
всего лишь пыталось выжить. Но
островок, дрожа от боли,
покрывался глубокими трещинами.
Девушка пролезла в
окно и, оттолкнувшись ногами от
обратной его стороны, взмыла в
небо. Она закрыла глаза и
почувствовала себя и деревом, и
скалой, и океаном одновременно. А
когда она наконец подняла
тяжелые веки, поняла, задыхаясь
от захлестнувших ее эмоций, что
теряет высоту. И она увидела, что
над поверхностью океана сквозь
мягкую дымку смотрит на нее
своими голубыми глазами фантом
лица. Только теперь лицо уже не
улыбалось. Дымка растаяла, и
фантом начал меняться. С каждой
секундой на девушку смотрели
новые и новые лица. Все они были
знакомы ей, но кому принадлежали
эти лица, девушка
вспомнить не могла.
Она падала в океан, и
ее прекрасные белые крылья
ломались о внезапно
сгустившийся воздух. Бурлящие
воды становились красными от
крови. Девушка падала,
захлебываясь слезами боли
понимания того, что умирает. В
один момент вся ее жизнь
пронеслась перед глазами, и она
уже начала узнавать лица в небе,
когда ног коснулась ледяная вода…
Она
проснулась в холодном поту дома,
на своей кровати со смятыми
простынями. Слезы из сна все еще
продолжали струиться по щекам
девушки. Закусив губу до крови,
чтобы не заплакать в голос, она
встала и прошлась по темной
комнате, пытаясь избавиться от
ощущения, что под ногами у нее не
паркетный пол, а булыжная
мостовая. Девушка бросила взгляд
на неспокойно спящего отца,
которого в эту ночь тоже мучили
тревожные сны, и быстро натянула
джинсы прямо на голое тело. Она
вынула из стоящей неподалеку
сумки пачку сигарет и ключи, и,
застегивая на ходу белую
хлопчатобумажную рубашку, на
цыпочках вышла в прихожую. Там
она, не зажигая света, просунула
ноги в туфли на высоком каблуке.
Вытерев с лица остатки слез,
девушка выскользнула в подъезд и
тихо закрыла за собой дверь.
Она не знала куда
идти. Она не понимала, зачем
вообще вышла ночью на улицу и что
искала в этом темном
предрассветном небе. Полной луны
не было видно за тяжелыми
темными облаками, но девушка
знала, что она там.
Сигарета сама собой
оказалась в руке. Девушка
прикурила, глубоко затянувшись
горьким дымом, и одинокий огонек
засветился во тьме.
Ночь была тихой, а
ветер перемен давно растаял,
оставив в покое людей. Но
тополиный пух крупными хлопьями
пахнул ей в лицо, и она вспомнила
все болезненные ощущения своего
блуждания по тайным уголкам
подсознания. Чувство, подобное
тому, что она испытала, падая,
снова завладело девушкой. Она
рухнула на колени, разбивая их в
кровь, и закричала. Сигарета
выпала из ее рук и покатилась,
разлетаясь искрами, вниз по
улице. Испугавшаяся
этого отчаянного вопля, кошка
бросилась в кусты, а девушка
продолжала кричать от боли,
разрывающей грудь, не замечая,
что за домами уже начинает
заниматься рассвет…
А когда солнце робко
поднялось в небо, на другом конце
города в своей постели вздрогнул
и заплакал, как ребенок, во сне
парень с большими голубыми
глазами. Ему приснилось, что его
бывшая любовница умерла…
26
мая 2003
|
