.:: Fernak ::. Сайт Fernak'а.

Душный, спертый воздух концертного зала давит в своих навязчивых объятиях людей, собравшихся посмотреть на самую выдающуюся группу этого года. В следующем году группа будет другая, но всем станет по фигу. И мне по фигу. Я только хочу чудовищного музыкального и газетного бума в этом году, чтобы почтить память Ника.

Я все еще не могу до конца поверить, что он умер. Это ведь не правда, да? Не могу забыть его теплых, почти горячих объятий.

Я ощущаю легкий толчок во вспотевшую спину только на середине второй песни. Это наш гитарист Леха. Он всегда первым чувствует, когда я забываюсь. Не то чтобы я начинаю терять слова на половине куплета. Нет. Просто голос становится каким-то деревянным.

Открываю глаза и вижу глубоко внизу беснующуюся, галдящую публику. Публике нравится. Надрывным, чувственным голосом завываю последний куплет «Граней»:

- …и вернись ко мне до того, как я умру… - с придыханием пою я, ощущая острую нехватку воздуха в легких.

На сцене хаотично беснуется светомузыка, изредка взрываясь ослепительными вспышками пиротехники. Отчаянно рвет струны моя команда. Струны жалобно визжат, орущая толпа озаряется светло-зеленым, кроваво-красным, перламутрово-голубым…

Дальше идет старая глупая песня, в создании которой я еще не участвовала. Тут мне напрягаться особо не надо. Можно просто закрыть глаза и включить послушную, почти безропотную память.

- Хой!!! – надрывается толпа.

Я уже ничего не отвечаю, а только делаю ударнику Максу слабое движение рукой, что можно начинать неровный ритм песни.

Мои веки медленно опускаются, губы раз за разом складываются в болезненные гримасы слов. А сама я уже далеко от этой занюханной, всеми обтоптанной сцены и ненавистной мне толпы, вызывающих только головную боль. Я в том далеком августе, когда явилась к моей будущей команде, тогда еще мало мне знакомой, и заявила, что теперь их лидером-вокалистом буду я. Леха тогда придурковато захихикал, а Макс толкнул в бок клавишницу Ленку и мрачно покачал головой. В моих воспоминаниях до сих пор всегда живо всплывал портрет меня прежней. Но сейчас он уже начал тускнеть и расплываться. Поэтому пытаюсь припомнить его во всех деталях. Может это последний раз до того, как он совсем не растекся акварельной краской по потрескавшемуся стеклу моего подсознания. Вот я сижу где-то в далеком прошлом за огромном мольбертом с кисточкой в руках, смотрю в окно на дождь. Это тот самый день, когда мы отметили наше с Ником (все-таки дурацкое у него было имя: Никита) двухлетие свадьбы. У меня милое наивное личико с идеальным макияжем, длинные прямы светлые волосы. Я в миниюбке и голубых лакированных сапожках на высоченной шпильке. А еще у меня тогда были глаза медно-серого цвета, это я точно помню.

Наверное, потому в том далеком августе, когда я вошла в комнату с коротко остриженными темными волосами, надолго отмеченными химией, ярко-синими линзами (при моем-то безупречном зрении) и в черном кожаном костюме с ботинками на рифленой подошве, Макс мрачно покачал головой.

Я ненавижу эти газеты и глянцевые журнал, пестрящие яркими картинками красивой жизни и острыми до тошноты букетами сплетен. Слишком много было в них статей о том, что трагически погибший ник просто сменил пол, а не умирал вовсе. А еще в качестве альтернативы о том, что девка его (то есть я) сбежала в конце августа из психушки, и теперь можно звать ее просто Никитой. Да, у него было дурацкое имя, но я тогда была готова убить их всех поодиночке за эту пошлость.

Я плохо помню момент, когда решила перестать быть собой и стать им, чтобы не дать умереть его группе и той музыке, в которую Ник вложил всю свою жизнь. Помню только, что средства массовой информации тогда истошно блажили о смерти солиста уже успевшей стать легендарной группы «Черно-белые сны». Это название подсказала Нику я сама, еще когда мы не поженились.

И еще помню, как вызывала такси после звонка из милиции, а мои взволнованные сотрудники уговаривали начальника не давать мне положенный отгул, чтобы я совсем не протухла в депрессивных мыслях и воспоминаниях. Но отгул я таки взяла. Навсегда.

Первое, что я увидела тем душным августом на перекрестке в центе города, оцепленным милицией, была грязная белая волга с огромной вмятиной спереди. А рядом валялся разбитый «харлей» Ника. Мужа самого я не увидела. Увидела только большую бесформенную кучу, накрытую черным брезентом. А из кучи торчала неестественно выгнутая рука с перстнем в форме летучей мыши на среднем пальце. Рука, которую я столько раз растерянно целовала долгими дождливыми вечерами за чтением книги.

- Хой!!!

- Хой – хой!!!!! – по старой привычке вторю я публике и на последнем дыханье начинаю нашу новую песню «Путь к небесам».

Голос предательски срывается, но я быстро беру себя в руки.

Тогда я увидела только кучу под брезентом и почти ничего не почувствовала. Но и тогда, и сейчас образ Ника как-то слишком легко возникает в моем измученном воображении: короткие темные кудрявые волосы, стройная, пожалуй, даже слишком стройная для мужчины фигура и ослепительно синие ясные глаза. Его (впрочем, теперь уже моя) команда до сих пор удивляется, как мне удалось стать настолько на него похожей. Они не могут понять, что я не похожа на него. Что я и есть он. Ник (и все-таки у него было совершенно дурацкое имя: Никита).

Ник всегда одевался в черное, а я прежняя никогда не любила этот цвет. Но это было пока я ни стала им.

А еще я думала, что у меня нет ни голоса, ни слуха. Но тем августом я уже Ником явилась к «Черно-белым снам» и поняла, что он завещал мне и голос, и слух.

- Хой! – в последний раз хриплю я, уже не понимая, то ли это концерт отыгран и цветомузыка утихает, то ли это мир тускнет в моей измученной тянущей болью голове. Басист Серега подхватывает меня под руки и утаскивает со сцены.

Значит, концерт отыгран.

В темном закулисном коридоре меня рвет от напряжения.

Август 2003

:: Главная :: Письмо :: Стартовая :: В Избранное :: Распечатать :: На верх ::